С момента последнего кризиса прошло более 10 лет, и мировая экономика вновь накопила риски, пишет для Forbes управляющий директор Arbat Capital Александр Орлов.

Когда финансовые рынки достигают максимумов, инвестиционное сообщество поляризуется. Большая его часть продолжает верить в способность рынка «карабкаться по стене рисков» (climb the wall of worries) и в способность экономики расти еще не один год.

Остальные же, громкое меньшинство, апеллируют к истории, переоцененности рынков и все большей геополитической напряженности в мире: торговой войне Китая и США, Brexit, напряженности на Ближнем Востоке, выборам в США и так далее.

Текущий цикл отличается от предыдущих. Пузырь надут не в акциях технологических и медиакомпаний, как в 2000-м, и не на рынке недвижимости, как в 2007-м, а в государственных облигациях, то есть там, где тяжелее всего его проткнуть.

В первых двух случаях мировые центробанки боролись с последствиями сдувания пузырей, тогда как сейчас они вынуждены учитывать желание политических лидеров не допустить даже маленького прокола этого пузыря.

В итоге мы имеем рынок долговых инструментов, на котором на сумму более $13 трлн торгуются облигации с отрицательной ставкой: инвесторы должны доплачивать эмитенту за право дать ему в долг.


В этих условиях только шоковые события в состоянии сломать растущий тренд во всех финансовых активах. Наиболее вероятно, что таким шоком станет торговая война США с Китаем.

Однако гораздо больше о приближающейся рецессии и финансовом кризисе говорят не ожидания торговой войны или геополитические потрясения, а все более и более разрастающийся пузырь на рынке кредитования сильно обремененных долгами компаний.

Параллельно шло катастрофическое падение качества самого кредитного процесса, лежащего в основе этих деривативных долговых инструментов, — доля кредитов без ковенант выросла с 20% в 2012 году до 80% в 2018-м.

Отчет МВФ показал, что по основным метрикам кредитного качества долгового рынка и устойчивости рынка CLO ситуация стала существенно хуже, чем в 2007 году, — практически все показатели полыхают красным сигналом опасности.

Единственное улучшение — это повышение рентабельности, но и она будет снижаться из-за опережающего роста издержек, прежде всего зарплат, а также уменьшения позитивного эффекта от налоговой реформы Трампа.

Первой ласточкой грядущего кризиса стало бегство инвесторов из крупнейшего фонда Natixis (H2O Asset management), забравших $9 млрд за 15 дней, — так они отреагировали на отзыв рейтинга от Morningstar, указавшего на чрезмерную концентрацию в портфеле низколиквидных и высокорискованных облигаций.

Затем закрылся фонд Вудфорда объемом $4,6 млрд, также ставший жертвой рискованных ставок, а в середине июля 2019-го уже рухнул первый крупный CLO: 700-миллионный бонд на кредиты Clover Tech потерял 45% стоимости за неделю.

Еще одним признаком надвигающегося падения можно считать то, что ралли первого полугодия 2019 года, выведшее S&P500 на новый исторический максимум и почти на 1 п. п. опустившее краткосрочные ставки, сопровождалось лишь минимальным увеличением плеча крупных спекулянтов.

Обычно это индикатор перестановки рискованных позиций из портфелей профессионалов на руки частных инвесторов и алгоритмических и индексных фондов и наблюдается за один или два квартала до падения индексов.

Что делать?

Самое безопасное — поменять модель управления своими сбережениями с попытки заработать на стремление сохранить капитал.

Это проще всего будет реализовать уходом в краткосрочные депозиты в долларах, долгосрочные гособлигации США и Японии, акции компаний с минимальным уровнем долга и высокими дивидендами, не требующими заемных средств, а также в золото.

Агрессивным спекулянтам можно посоветовать покупать опционы пут на индексы, фьючерсы на волатильность (это стоит делать ближе к концу года, чтобы не переплатить временную стоимость) и продавать без покрытия акции компаний с высокой долговой нагрузкой, а также сильно переоцененные относительно своих денежных потоков бумаги, что можно делать уже сейчас.

Ранее Spot писал, куда вложить свободные 20 млн сумов в Узбекистане.