Эта история о том, как провалы и ошибки меняют бизнес. Меняют людей. Меняют всё. Мы гонимся за успехом, не замечая, что именно неудачи двигают нас вперед.
На этот раз откровенно о своих провалах и разочарованиях рассказывает руководитель сети супермаркетов korzinka.uz Зафар Хашимов.
Рубрика «Цена провала» про предпринимателей, которые не боятся своих ошибок и совершают их, чтобы идти дальше. Беседует и задает вопросы эксклюзивно для Spot Мадина Рузматова.
Мадина Рузматова
Этот материал должен был выйти еще два года назад, когда «Цена провала» только запустилась. Но сначала моя нерешительность, а потом и карантин внесли свои коррективы.
И тот, кого чаще всего называли в числе интересных героев рубрики, рассказывает о факапах сейчас. Когда мода на новую искренность набирает обороты. В год, когда рубрика должна закрыться или переформатироваться в видео.
Мне было критично поговорить в формате текста, потому что я верю, что без камер мои герои абсолютно расслаблены, не так жестко фильтруют речь и много рассказывают «не под запись».
Мы начали говорить по дороге в офис. И мое новое знакомство не с медийным бизнесменом, а с настоящим Зафаром Хашимовым начнется не в кресле, а на пассажирском сидении Tesla. Зафар Камилевич только освободился от встреч и предложил говорить о провалах в головном офисе korzinka.uz.
Здесь он задаст мне вопрос, который не задавал никто из героев. Зачем я делаю «Цену провала»…
***
Мне надоели приторные интервью. Пластмассовые образы. Говорить про успех и делать вид, что по пути никогда не хотелось все бросить, неискренне, на мой взгляд. Когда я начала рубрику, все интервью бизнесменов были в основном об этом. И немного о «самой любимой книге».
Понимаю. Но говорить об успехе в принципе глупо. Как вы можете оценить какое-то действие, когда уже знаете результат? Вы же ни на что не влияете, когда все уже сложилось. С точки зрения математики, все предрешено без вашего участия.
Я тоже так считаю.
Это общее заблуждение. Мы не знаем наши судьбы, просто получаем то, что нам предписано. Странно думать, что мы в этом сыграли какую-то роль, потому что вы сами никак не влияли на исход события, они просто складывались — математически, физически, неважно.
***
В офисе нас ждал переполненный паркинг. Выйдя из машины, Зафар Камилевич на ходу ловит выпавший у кого-то из машины бумажный лист, несет его к урне, здоровается с проходящими мимо сотрудниками.
В этом маленьком жесте лично для меня — огромная забота и душа, какая-то очень будничная, но осознанная любовь к своему бизнесу.
Много вы видели СЕО, убирающих чужой мусор прямо около машин? Можете представить такую ситуацию на парковке любой другой компании? Я — нет. И вот эта подкупающая «нормальность» задаст атмосферу всему этому материалу.
Потому что именно с тем листом бумаги в урну полетели мои сомнения по поводу трушности Зафара Хашимова. И родилось предположение, что как личность он гораздо глубже образа успешного парня, который ему нарисовали в медиа.
Это я буду выяснять на протяжении всех четырех часов, что мы проговорим. Задавая местами не самые тактичные и удобные вопросы.
***
Давайте пойдем от обратного. Сейчас, когда мы разговаривали в машине, вы сказали, что историй успеха для вас не существует, однако вас самого часто называют успешным человеком…
Я как раз поэтому ненавижу автобиографии. Не люблю, когда люди о себе пишут. Мне кажется, так мы придумываем себя в ретроспективе, проживаем жизнь, а потом пытаемся объяснить свои поступки. Серьезно? Но всем же и так известен результат.
То есть, вам неинтересно, потому что автобиографии врут?
В автобиографиях много искусственности. Допустим, если я скажу, что в детстве знал о том, что буду работать в рознице, и потому изучал математику, то это будет звучать фальшиво. История так не работает. Мы не знаем, что произойдет с нами даже через полчаса.
Есть хорошая цитата Эйзенхауэра: «Планирование — всё, но планы ничего не стоят». Планируя, вы можете настроить себе компас, но не сам путь.
Человек идет и постоянно выбирает, куда повернуть — налево или направо, а может быть даже этот его выбор предопределен.
Математически глупо утверждать, что ты влияешь на итог, который уже случился. И уж тем более в автобиографии — их пишут где-то в конце пути.
Что вы чувствуете, когда вам говорят, что вы — успешный?
Мое отношение к себе никак не изменилось, я не впечатляюсь, не воодушевляюсь и не говорю себе «я — красавчик» каждый раз, когда меня называют успешным.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
Люди поверхностно оценивают меня. Они не знают, какие сложности, переживания, сомнения, огорчения, разочарования происходят в моей жизни. Не знают, какую я несу ответственность.
Зафар Хашимов разочаровывался в себе?
Да. Не все так идеально, как может показаться.
Меня часто спрашивают: «А как вам удается все успевать, как вы управляете временем?». На самом деле, я ничего не успеваю.
Опаздываю на встречи, иногда забываю о них, вот стопка моих отложенных дел (показывает внушительную гору бумаг на столе).
Ок. Люди относятся к вам плоско, но тем не менее образ складывается безупречный. Для меня — приторный. Я вчера искала информацию о вас, в целом не до чего докопаться. Вы сами как к относитесь к тому, что вы такой «идеальный» для публики?
Я же говорю, что не впечатляюсь от этого. Это честно. Я с детства спокойный. И есть одно качество, которое мне помогает по жизни, — я не увлекаюсь мнениями людей о себе и других.
В детстве вас часто хвалили?
Да, в детстве я был примерным, «безупречным» ребенком. Как «сын маминой подруги». Я всегда хорошо учился, мама до сих пор всем внукам и правнукам рассказывает о том, как я сначала делал уроки, а потом только выходил с ребятами поиграть футбол.
Вам много хорошего говорят за день?
Всегда есть какое-то равновесие хороших и плохих новостей. Есть рабочий чат, в который мне присылают уведомления, когда в магазинах происходят форс-мажоры — то электричество отключат, то автостоянку закроют.
Во время пандемии страшно было читать сообщения о том, что сотрудники заболели. За одним зараженным сотрудником на карантин уходила вся смена — это значит, что за ночь нужно продезинфицировать магазин и набрать новую.
В такие моменты тоже сохраняете спокойствие?
Я переживаю, но стараюсь не втягиваться эмоционально. За редкими исключениями бывают какие-то срывы, когда меня что-то очень расстраивает, но в целом я толстокожий, иммунитет есть.
«Толстокожесть», кстати, очень помогает в общении с потребителями в соцсетях. Меня нелегко вывести из себя.
Как вы относитесь к лицемерию? Показному уважению, неискренним комплиментам? Много такого вокруг вас?
Замечаю иногда.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
Что думаете?
Я думаю, что так устроен мир. Не впечатляюсь, не осуждаю, никак не реагирую. Но мне становится некомфортно, когда слишком много внимания.
Например, приходишь на свадебный плов наряду со всеми другими гостями, а тебя пытаются в какую-нибудь VIP-комнату провести, мне в такие моменты хочется сквозь землю провалиться.
Такой «хурмат» угнетает. Неловко, когда тебя перед другими как-то особо выделяют.
Не возникает проблем с доверием на фоне этого?
Нет. Я умею разделять.
Когда вы в последний раз ссорились с кем-то?
Не знаю, может и на этой неделе было такое.
Какой вы в конфликтах? Голос можете повысить?
Да, повышаю.
С кем чаще ссоритесь?
С близкими. На самом деле, когда я повышаю тон, я делаю это не на эмоциях — больше манипулятивный ход, чтобы показать свою серьезность по какому-либо вопросу и решить его быстрее.
В такие моменты, когда меня кто-то хочет успокоить, мне хочется посмеяться, потому что я обычно спокоен.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
Сотрудников ругаете?
Бывает, но я это делаю по-другому: не матерюсь, не оскорбляю, не перехожу на личности. Меняю тон, тембр, громкость, чтобы мои слова звучали внушительнее.
Для меня поругаться с кем-то это сказать «Ты не прав», «Нет, это не так» или что-то в духе «Слушай, я больше повторять не буду».
У меня сложилось ощущение, что в korzinka.uz «есть двое полицейских»: «добрый» — это вы, и есть [Хашимов] Алишер Камилевич, который берет на себя весь стресс-менеджмент. Когда надо, например, жестко уволить, отказать, оштрафовать или что-то такое. Это действительно так?
Нет, просто мы с Алишером занимаемся разными вещами. Он работает над операционными процессами, я же больше над стратегией, маркетингом, финансами. У нас разные направления.
Если бы в операционке был я, то роль плохого полицейского досталась бы мне. Если выстроить этот процесс неправильно, то механизм работать не будет. Тут нужна дисциплина, нужен порядок. У меня это не получается, а Алишер отлично справляется.
Это распределение функционала?
Мы не делили направления, просто работали и в какой-то момент каждый стал тяготеть к тем обязанностям, которые ему нравятся. Алишер с детства прямой, может быть резким, требовательным — эти качества в операционке самые важные.
Сложно работать с братом?
В моем случае это подарок небес. Мы с братом погодки и самые близкие друзья друг для друга. Между нами — безусловное доверие.
Бывает, что ссоримся, можем даже на повышенных тонах разговаривать, когда у нас взгляды расходятся. Потом каждый из нас это по-своему переживает.
Но суть в том, что никто из нас во время конфликта не тянет одеяло на себя. Мы видим наше общее одеяло, просто в разном положении.
В отношениях нет эгоизма, в приоритете общий бизнес, ради которого можно и уступить.
Если вам, ради бизнеса, нужно будет уволить родного брата, вы сможете это сделать?
Во-первых, юридически я не имею права увольнять топ-менеджеров компании. У нас любое решение об увольнении, даже самого рядового сотрудника, принимается комиссией. Есть наблюдательный совет из независимых директоров, их назначают акционеры, но эти люди у нас не работают. Они и занимаются этим вопросом.
А для того, чтобы уволить кого-то из топ-менеджеров, собирается специальная комиссия из пяти человек. Ни одно увольнение не происходит без расследования.
Но вы же входите в эту комиссию?
Да, но я это ровно один голос. И я всегда голосую последним, чтобы не влиять на результат. Допустим, три человека из пяти проголосовали за «уволить», тут мой голос уже ничего не изменит.
Вот вы спросили, кстати, разочаровываюсь ли я в себе? Это пример хороший. Когда компания начала разрастаться, я реально понял, что ее нужно защищать от меня.
Я просто боялся, что превращусь в кого-то другого. Ну и плюс, реально перестал успевать делать свою работу.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
Вы сейчас сказали классную вещь о том, что компанию нужно защищать от вас. В какой момент вы поняли, что вы не безупречный?
Этот вопрос не про безупречность. Когда бизнес маленький, вы контролируете компанию по-другому, когда бизнес большой — каждый ваш шаг гораздо серьезнее.
Для маленькой лодки и весла небольшие, вы держите их в своих руках, гребете и рулите, вам не нужна навигационная система лайнера. Но управлять кораблем — это совсем другое.
У вас всегда есть выбор: оставаться маленькой лодкой или расти. Но если вы будете пытаться быть и машинистом, и капитаном, и впередсмотрящим, то, вероятнее всего, ваш лайнер столкнется с айсбергом.
В какой момент вы поняли, что выросли до океанического лайнера?
Я стал резко не успевать. Заметил, что многие вещи уходят из поля зрения и проваливаются. Худшая черта у предпринимателя — это когда он думает, что в своей компании он все знает и делает на отлично. У меня этот синдром отличника тоже был, может и сейчас есть.
Я же знаю, как устроены процессы изнутри, поэтому самонадеянно верю, что смог бы на отлично управлять всеми десятью отделами.
Но на практике я бы смог на отлично управлять всего двумя отделами, еще несколькими отделами на 4-ку, остальными — на 3-ку и неуд.
Это означало бы провал, потому что ваша работа оценивается по результатам худшего из отделов. Паровоз не может прийти в точку Б, оставив последний вагон в точке А.
Когда вы оцениваете результат показателями худшего из ваших подразделений, вы соглашаетесь передать и делегировать часть работы другим.
Пусть они не сделают это так совершенно, как сделали бы вы, но в результате весь состав будет двигаться вместе, да, что-то сделано хуже, зато без остановки.
Делегируя задачи, следует отстраниться от микроменеджмента. Иначе ничего не получится. И вот когда я это понял, пришлось защищать компанию от себя.
При этом, если у команды есть вопросы, пожалуйста, я всегда готов помочь, поддержать, но не делать работу вместо них.
Ошибаться позволяете?
А как без этого? Никого ничему не научишь без ошибок. Наоборот, я приветствую, когда люди говорят о них. Когда ошибки скрывают, это вызывает новые ошибки или усугубление проблемы. Я позволяю ошибаться, но только без повторов.
Евгению Черняку вы говорили о том, что во время хайкинга человек борется с самим собой, пока идет на вершину, там нет соперников, только ты и борьба внутри. Так и по жизни, больше всего внутри борются с самим собой. Вы себе в этой борьбе проигрывали? Если да, то где?
Регулярные занятия спортом — это то, в чем я себе все время проигрываю. Я собираюсь, покупаю абонемент, думаю, вот начну и не брошу, а потом все равно срываюсь. Можно придумать оправдания даже перед самим собой, но и честность тоже ведь должна быть.
Я не люблю эту честность с собой, потому что мы часто подавляем себя в собственных возможностях и амбициях, когда становимся честными, когда сами себе говорим правду о своих недостатках. Чаще всего такие мысли депрессивные, а надо наоборот — настраивать себя на то, что ты можешь лучше и больше.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
Вы себя часто хвалите?
Нет, не хвалю, но стараюсь избегать бесконечных самокопаний и критики. Сам себе говорю: «Окей, что случилось — то случилось, живем дальше». Нужно перелистывать страницу.
А кризисы в отношениях с собой были?
Были. Любые серьезные кризисы у меня лечатся так: «Я подумаю об этом завтра». На утро все становится яснее.
Вы не любите проигрывать?
Дело не в этом, просто я теряю смысл. Зачем я все это делал, если не получил результат. Часто я продолжаю идти только потому, что я уже столько прошел. «А вдруг там самое легкое осталось» — я задаю себе вопрос, может я обманываю сам себя, но потраченные усилия заставляют идти дальше.
В бизнесе тоже так?
В бизнесе тоже так, и иногда это очень плохо кончается. Часто тебе жалко уже потраченные деньги, и ты тратишь еще больше, но бессмысленно. У меня уже был такой кейс, этот урок я выучил.
«Если лошадь сдохла, слезь с неё» — это не про вас, получается? В каком проекте это случилось?
В City Taxi и Five. Чтобы закрыть City Taxi, мне понадобилось шесть (!) лет. Все время казалось, что вот-вот и все заработает, но потом осознал, что не смогу. Изначально не смог бы, но пытался креативить.
Сколько денег потеряли?
Много. Но дело не в деньгах.
Больше миллиона?
Ну я не скажу. Меня здесь не деньги интересуют, а потраченные года.
Сколько стоит один ваш год?
Вы снова говорите о ретроспективе. Я не знаю, сколько я мог бы тогда заработать.
Ок. Жалели о потраченных деньгах?
Да, жалел. Но остановиться казалось бессмысленным, когда ты уже столько прошел.
Сложно было усомниться в правильности своих решений?
Дело не в правильности решений, а в том, что вы инвестировали что-то и пытаетесь спасти свои вложения. Шесть лет потратил на проект, а теперь надо закрыть и списать. Вот что жаль.
Но вы же поняли это не через шесть лет, а раньше?
Я это понял уже через год, но казалось, что обязательно придумаю, как спасти проект. Мало бизнесов заводятся с полуоборота, даже korzinka.uz была в свое время убыточной. Все было нормально, пока это был один магазин.
Мы стали открывать филиалы, и когда их стало пять−шесть, начали понимать, что невозможно контролировать самим все магазины, нужен кто-то, кто будет следить за поставками, реализацией.
И ты уже создаешь какой-то центральный офис, который выполняет все эти услуги, а cost его выше, чем могут заработать эти шесть магазинов.
Гигант на тоненьких ножках. Сначала уходишь в убыток, потом добавляешь магазины, эти расходы распределяются и конструкция, наконец, выплывает.
Вам когда-нибудь было страшно наблюдать за тем, как бизнес уходит в минус?
Да. Точкой опоры было то, что у нас есть видение будущего.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
Что вы чувствуете в тот момент, когда осознаете, что пришлось все закрыть?
Облегчение. Обычно бывает тяжело до принятия самого решения. Но зато из City Taxi вырос My Taxi.
Вы редко афишируете, что имеете отношение к MyTaxi и LeBazar. Почему?
Я никогда не отрицал своего участия в этих проектах, я — технический инвестор. Мы же City Taxi открывали с Акмалем Пайзиевым, он разработал для него приложение, потом мы поняли, что это больше, чем для City Taxi. Акмаль ушел, оставив такси мне, и я уже его довел до закрытия.
Five закрыли…
История тоже тянулась очень долго. Мы очень громко и интересно открылись в декабре 2019 года, а в марте уже пандемия. Мы не успели стать настолько известными, чтобы перейти на доставку, как это сделали другие.
А почему так долго открывались? Вы сомневались в этом проекте?
Это был новый проект, абсолютный стартап, мы не могли определиться с финансовой моделью.
Когда открылись, я все еще не был уверен в том, что эта модель устойчива. Потом случилась пандемия и я подумал, что это знак.
После закрытия City Taxi мне было легче закрывать Five. Понял, что есть вещи, которые нужно просто отпускать.
Как поступили с командой?
Многих сотрудников мы перевели к себе (в korzinka.uz) в логистику и другие отделы. Тем, кто решил уйти, выплатили компенсации.
А есть какие-то неизвестные широкой общественности проекты, которые вам пришлось закрыть?
Да. Я обанкротил свой первый коммерческий магазин, это было в начале 90-х. Мы его открыли с друзьями, потеряли все вложения и сам магазин тоже ушел за долги.
Что чувствовали тогда? О чем думали?
Было больно, но я понял, что нужно твое личное вовлечение и участие, чтобы бизнес процветал.
Я думал, что открою магазин, там само все будет работать и приносить прибыль. Не особо интересовался процессами. В один прекрасный день узнаю, что нет ни денег, ни товара, еще и долг остался.
Потом вы снова вернулись в ритейл?
До ритейла я успел позаниматься дистрибьюцией в 1994 году. Открыл компанию Balton Trading Asia. Пока работал в дистрибьюции, наблюдал за ритейлом, который двигался слишком медленно — люди просто не знали, что делать.
Так я решил сделать showcase и открыл свой первый магазин. Водил туда клиентов и других ритейлеров, чтобы показать, как должен работать механизм.
Проводил обучение по мерчендайзингу, ценовым и промо политикам, выкладкам распродаж. Я тогда сам еще плохо понимал все, но учился по ходу дела.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
Но не планировали в ритейл?
Не планировал. Открыл первый магазин для витрины, сделал его успешным и подумал: «А почему бы и нет»?
А провальный магазин раньше случился?
Да, еще в 1989 году мы с друзьями открыли кооператив, потом тот обанкротившийся магазин, затем в 1991−92 годах продавали компьютеры.
В 1993 году Россия ввела рубли нового образца, все оставшиеся советские рубли были признаны недействительными, а мы привозили детали из Москвы, валюты у нас нет, получается, я снова остался безработным. Так в 1993 году я уехал в Брайтон.
Были моменты, когда не было денег даже на самые элементарные потребности?
Нет, такого не было. Даже когда я оставался без работы, у меня были накопления. Я с деньгами в хороших взаимоотношениях еще с детства.
В студенческие годы получал Ленинскую стипендию в 100 рублей, такую же сумму, например, получал младший преподаватель. Я подрабатывал. И всегда делал деньги. Мы даже «фарцевали» кроссовками, джинсами.
Однажды по совету знакомого я обратился к портному и заказал брюки на пошив. Выбрали модную в те времена модель — чинос. Прихожу в университет, мне все говорят: «Вау, где купил, дай адрес».
Так я решил не давать контакты портного, а сам снимал мерки и передавал их портному, чтобы тот по ним шил на заказ. Сначала это было 6−7 человек, потом с соседних факультетов стали просить достать такие же брюки. Вот такой эпизод был.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
С вами случались когда-нибудь разборки в стиле 90-х? Рейдерские захваты, драки?
Нет, с «улицей» не было, больше проблем возникало с правоохранительными органами, когда уже в 1997 году открыл магазин.
Когда вы поняли, что будете работать на себя, не пойдете в наемные работники?
Когда закончил университет. У меня семья, я сам математик. Шансов содержать семью, оставаясь наемником, практически не было.
Вы любите деньги?
Я люблю свободу, а деньги тебе ее дают.
Вас когда-нибудь стыдили за любовь к деньгам? И бывало ли вам стыдно за то, что вы «торгаш»?
Мы выросли в советское время, когда деньги были злом только в идеологии, в жизни все прекрасно понимали, что деньги — это круто.
По поводу стыда за то, чем я занимаюсь — одно время даже вел рубрику в Facebook с хештегом #яторгаш. У людей сложилось мнение, что торговля не создает ценности, хотя все наоборот, я могу математически объяснить, как это происходит.
Не будь торговли, за молоком пришлось бы идти в коровник, а за картошкой — на поле. Ценность торговли в том, что вам все это собрали, упаковали и привезли.
Торговля создает и общественную ценность. Допустим, сделать недельный закуп продуктов на открытом рынке занимает 2−2,5 часа, а в супермаркете у вас на это уйдет максимум полчаса.
Допустим, за один день в супермаркет пришли 100 тыс. человек, это значит, что мы обществу предоставляем 200 тыс. сэкономленных часов в день.
Теперь эти 200 тыс. часов разбейте на количество рабочих дней, так вот, в это время люди создают другие ценности, вырабатывают другую продукцию. Общество, в целом, выигрывает от того, что мы делаем.
Во времена Великого Шелкового Пути наша страна была центром глобализации торговли, настоящий хаб. Наши предки должны были быть очень умелыми торговцами, которые соединяли все эти пути. Они знали много языков, потому что сюда съезжались торговцы с Европы, Китая, Ирана, Индии, Турции.
Ученые изучали астрономию для навигации, чтобы ориентироваться по звездам и находить короткие пути. Математика тоже не просто так появилась, очень много валюты, которую нужно как-то менять, так появилась алгебра, приходилось решать какие-то задачи.
Даже в книге «Звезды над Самаркандом» рассказывается о том, что армия Темура захватывала территории для того, чтобы обеспечивать безопасность пути и создать единую систему торговли.
Так значит, быть «торговцем» не стыдно?
Абсолютно. Стыдиться тут нечего. Мне жаль людей, когда они необразованны. Это их должно раздражать, им должны мешать стереотипы о том, что весь мир враждебен к ним, а торгаши-мошенники пьют их кровь.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
Ну среди торгашей тоже есть мошенники?
И не среди торгашей тоже.
Вы Кириллу Альтману говорили, что предприниматели — эдакие бескорыстные люди, которые показывают как не надо строить бизнес.
Я сказал, что у предпринимателей чаще не получается, чем получается. Поэтому их уроки «как не надо» полезнее, чем «как надо».
Есть у вас примеры, где вы показали другим «как не надо»?
Ну, тот же City Taxi. Я ведь пытался построить стройную систему, наемными таксистами конкурировал с частными нелегальными «бомбилами». Кстати, с самого начала Алишер мне говорил, что не надо этого делать.
«Они сами стараются заработать на кусок хлеба для семьи, а ваши таксисты работают на зарплат. Кто будет клиентоориентированнее?» — говорил он тогда мне.
Мне же казалось, что системой и объемом можно найти точку оптимизации, которая устранит эту хаотичность. Я настаивал на том, что у нас все получится, если мы оптимизируем все процессы, будем закупать горючее и запчасти оптом, наймем механиков.
Были и в korzinka.uz разные кейсы. Убытки, сбои, закрытия.
Зафару Хашимову тяжело признавать, что он ошибся?
Нет, не тяжело.
За что вам бывает стыдно?
Я бы не хотел говорить о вещах, за которые мне стыдно.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
Почему? Это все равно уже случилось, ну да, стыдно, ну и что теперь?
Например, мне недавно было стыдно за свои слова. У моего знакомого есть кафе, я собрался там пообедать, решил предварительно позвонить, чтобы спросить, работает ли оно еще. Он мне в ответ говорит: «Зафар, ты бы себя нормально чувствовал, если бы я позвонил и спросил, а работает ли все еще твоя korzinka.uz? Недобрый вопрос, друг, недобрый».
Тут ты осознаешь, что ты реально ляпнул лишнее. Я правда не хотел обидеть, это произошло спонтанно. Но я ему потом написал, что мне очень неудобно за свой звонок. Вроде без обид обошлось.
О чем ваши страхи? Вообще, боитесь ли чего-то?
Тревог много. Переживаю за родных, родителей, детей.
А какой вы папа? Я знаю, что дедушка вы — классный, а про детей редко говорите…
Добрый, понимающий. Дети со мной секретничают, спрашивают совет, когда нужно. Даже касаемо личной жизни.
Иногда мне кажется, что они задаются вопросом: одобрит ли мой поступок папа? Поэтому я пытаюсь быть вообще нетребовательным.
А вам было важно, чтобы папа одобрил?
Да, но мне это как-то легче давалось. Когда моим детям что-то не удается, я чувствую, будто им становится неудобно передо мной.
Часто их хвалите?
Да, часто хвалю, поддерживаю, но иногда не хватает времени быть с ними.
Дочери часто говорите, что она красивая?
Постоянно говорю, она у меня очень красивая. И умная.
Вы принимаете решение за семью?
Мои родители.
И вы слушаетесь до сих пор?
У меня отец очень волевой и самостоятельный, родители со мной до сих обращаются, как с ребенком. Я слушаю их. Но если даже я их ослушался, пытаюсь скрыть это от них, чтобы не расстраивать.
Вам приходилось лгать ради бизнеса?
Да.
Считаете это плохим поступком?
Не всегда, иногда это ложь во спасение.
То есть, чтобы спасти бизнес, вы способны на плохие поступки? На порицаемые обществом поступки? Есть ощущение, что вы достаточно циничны, чтобы понять, что здесь, в этой ситуации нужно повести себя жестко.
В какой-то степени — да. Но убить кого-то ради бизнеса не смог бы.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
По головам смогли бы пойти? Мне кажется, что тот Зафар, о котором вы рассказываете, в молодости мог дойти до цели, несмотря ни на что.
Я ставлю цель, но не иду по головам. С людьми у меня достаточно бережные отношения, у меня уйма друзей, я не думаю, что вы найдете много тех, кто мог бы вам сказать, что я подлый и циничный.
Бизнес — это увлекательная игра, путешествие, не война. Многие воспринимают бизнес как войну, слишком много используют военных терминов: захватить, отнять рынок и так далее. Нельзя подставлять кого-то ради бизнеса. Я застал времена, когда конкурентов заказывали.
А вас заказывали? Откуда вы знаете про эти кейсы?
Возможно. Слышал настоящие истории от первых лиц, тех, кого заказали.
Значит, вы бы по головам не пошли?
А вы?
Я в пиаре работаю. У меня сильно границы размыты.
Я против такого. Есть пределы, которые нельзя переходить.
Вы в эти войны не играете, а если на ваш бизнес нападают?
Защищаюсь, как могу. Но защищаться — не нападать. Я не дам людям повредить моему бизнесу, но и пользоваться зеркальными методами не стану.
Если бы меня заказали, я бы не стал делать это в ответ. Под словом «заказывать» я имею ввиду звонки и сливы прокурорам. Людей сажали по наводке.
Бизнес того не стоит. Он не стоит того, чтобы потом плохо к себе относиться и ненавидеть себя за свой поступок. Мне, как и всем нужна и сладка победа, но не любой ценой.
Поступали ли вам предложения от определенных заинтересованных лиц, необязательно властей, «зайти под крышу, зонтик», получить определенные бонусы в обмен на долю в бизнесе? Кейс с Гульнарой Каримовой неинтересен, потому что вы там ясно и четко высказались.
Насчет Гульнары Каримовой — ЕБРР не пришел бы, если бы это было правдой. Они до костей изучают всю историю компании с момента ее создания (в 2020 году банк инвестировал в korzinka.uz $40 млн. Деньги пойдут на программу расширения сети до 140 супермаркетов к 2025 году — прим. Spot).
Я даже опубликовал документы, в которых было сказано о том, что с момента основания до настоящего времени я являюсь единственным окончательным владельцем компании, я держу все 100% акций.
Для Гульнары Исламовны мы были слишком маленькой компанией. Мы не на трубе [с нефтью], не руду копаем. Даже сейчас наш бизнес вряд ли кто-то захочет захватить.
С ритейлом много мелкой головной боли. Если сделать слегка неверный ход, можно из огромной прибыли уйти в огромные убытки. Вы работаете, но на очень тонких маржах.
Насчет предложений в целом — были, звонят с каких-то фондов, инвестиционных организаций. Я рассматривал варианты, потому что мне было интересно, как меня оценивают со стороны.
Вам нравилась оценка, которую они давали?
Считаю, что оценивали справедливо. Насчет ЕБРР могу сказать, что с ними все предельно ясно: куда и почему мы идем и зачем нам это нужно.
Когда партнер неизвестный, ты никогда не знаешь, кто стоит за ним, может они входят на рынок в интересах какого-то другого стратегического игрока, суть которого выкинуть меня из бизнеса и войти самим. Партнерство — почти как брак.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
Были мысли согласиться на какое-нибудь предложение?
Нет. Я обожаю свой бизнес.
Если сейчас мне дают сумму, от которой у меня челюсть отвалится, то я понимаю, что где-то там есть сумма больше.
В том-то и ценность торговли. Если кто-то дает вам цену, то точно знайте, что вы стоите больше, иначе зачем? Вот и у меня такая уверенность, поэтому я не продался.
На какую сумму у вас челюсть бы отвалилась?
Когда вы обсуждаете цифру, это уже договор. До этого не доходило.
Какая сумма для вас сейчас большая? Абстрактно, не к бизнесу применимо.
Серьезно, у меня нет такой шкалы конкретной. Возможно, суммы отличаются нулями.
Сколько нулей вас впечатляют?
Смотря в каком контексте.
На банковском счету?
На личном банковском счету никогда ничего не собирается. Когда бизнес растет, он съедает все.
Даже нет пару-тройку миллионов на счету в Швейцарии или в сейфе дома?
Нет. Все в бизнесе. Если вы мне решите одолжить деньги, я их возьму и тоже вложу в новый магазин.
Зачем мне деньги в сейфе, если у меня есть бизнес.
Даже когда я себе что-то покупаю, например, новую машину, я сначала ее беру, не имея денег, а потом уже ищу пути заплатить. Нет такого, чтобы деньги были свободными.
Супруга не ругается, что вы дома деньги не держите?
На все, что в хозяйстве нужно, денег хватает. Дом, в котором я живу, я построил в 1999 году. С тех пор до сегодняшнего дня мой бизнес вырос в разы, но стиль жизни не изменился.
А как же Tesla?
Я раньше ездил на Mercedes C-класса, потом E-класса, затем на Land Cruiser. Машины всегда были, я люблю их и это хорошо, но я не из тех, кто меняет их каждый год.
Я привязываюсь к ним — моя Audi 2006 года и Lexus все еще у меня. Отец подарил свою машину, «Волгу», на день рождения. Я ее отреставрировал, иногда езжу, ностальгирую.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
Кайфуете?
Очень. Родителей на ней в горы возил, под песни Магомаева. Классная машина… Давайте, поедем уже на лекцию. Я нервничаю, когда опаздываю.
***
Зафар Камилевич всегда очень отзывчиво соглашается читать лекции для студентов. Особенно если они по математике. Вот на одну из таких мы отправились, продолжая интервью.
***
Были моменты, когда вы хотели закрыть компанию, просто потому что устали?
Были. Уставал, руки опускались, появлялось чувство, будто ты Дон Кихот, который борется с ветряными мельницами. Иногда в моменты отчаяния и злости сидел и думал: «На жизнь мне хватит, может уехать вообще?»
Уехать? Вы же в Лондоне почему-то не остались…
В Лондоне я работал в большой компании. Были все шансы остаться, но я без сожалений приехал обратно в Ташкент, дела пошли хорошо.
Кстати, Balton Trading Asia мы как раз с моим работодателем из Лондона открыли как партнеры. Когда в 1996-м закрыли конвертацию, он продал мне свою долю, а сам уехал.
Значит, ваши моменты отчаяния были после возвращения. С чем это связано, с кризисом?
У меня была поездка в Турцию, после которой я должен был встретиться с другом. Однако когда я вернулся, то узнал, что его посадили. Я будто впал в депрессию. Я же знаю, что он не преступник. Потом его, конечно, в суде оправдали, но провел он в заключении четыре года.
Вот в те времена, это были 2010-е, я и начал задумываться: «А что будет с моими детьми, если меня посадят?».
Что помогло тогда?
Наверное, любовь к своему делу и любовь к тому, что ты создал. Бросить всё мне показалось безответственным. Считаю, что я все-таки тогда «свалил» отсюда в какой-то степени, такая внутренняя миграция была.
Я подумал, мне нужно сосредоточиться на своем бизнесе, строить его по тем канонам, которых нет в этой стране.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
Получается, построили свою «заграницу» здесь?
Да, я это и назвал внутренней миграцией. Я эмигрировал в korzinka.uz. Строил я компанию без компромиссов, с пониманием того, что в ней не должно быть диктатуры.
Вам комфортно сейчас в своей компании? А людям?
Мне комфортно. А люди по-разному реагируют — кто-то, возможно, испытывает сейчас объективное давление, потому что требования выросли и условия меняются.
Но я действительно стараюсь сделать korzinka.uz опорой и семьей для людей, которые в ней работают. Это не пустые слова для меня. Мы заботимся о своих сотрудниках, хотим, чтобы работали в удовольствие, признаем их заслуги, обучаем, поддерживаем.
Конечно, все 4000−5000 человек не могут быть в экстазе от работы, но у нас хорошо развиты внутренние коммуникации, если где-то на человека оказывают давление, мы об этом обязательно узнаем.
У нас есть внутренняя социальная сеть, есть личные сообщения, где мне каждый день пишут люди, рассказывают, что у них в жизни происходит, жалуются на кого-то, если есть проблемы.
Мы реально разбираемся по каждому случаю. Есть еще телефон доверия, инспекция по дисциплинарным нарушениям. Система сильная и работает супер конфиденциально.
Помню, у вас повсеместно началась кампания о том, что korzinka.uz — это место, где заботятся о своих сотрудниках. Примерно в этот период я приезжаю в ваш офис, иду в маркетинг, заблудилась. Набрела то ли на бухгалтерию, то ли на какой-то другой отдел, и вижу людей, сидящих за маленькими столами, заметно, что им тесно в этой комнате. А я тогда еще на бизнес смотрела через розовые очки и при виде этой картины подумала: «Это и есть забота?». При это, мне мои друзья, которые здесь работают, рассказывали столько хорошего о компании, тогда у меня небольшой диссонанс произошел.
Ты, вероятно, попала в момент, когда мы расширялись.
Мы быстро росли, коллектив рос вместе с нами, но не всегда удается синхронизировать все процессы, чтобы еще и параллельно увеличивать территорию. И это пример о практических вещах, а я говорю об атмосфере в команде
Например, на сегодняшний день штат отдела контроля качества вырос, но они вчетвером ютятся в одной комнате, пока мы изобретаем для них новое пространство.
Поэтому я не могу сказать, что проблем никогда не возникает, нет, но мы их решаем. Здесь ведь речь идёт о том, нацелена ли компания создавать условия для сотрудников или придерживается позиции «ничего, и так перебьются».
Что может заставить вас плакать?
Фильм. Если я в подходящем эмоциональном состоянии.
Какие-нибудь жизненные обстоятельства, кроме потери близких, заставляли плакать?
Просто из-за обстоятельств я вряд ли расплачусь. Но я сентиментален, особенно когда смотришь или слушаешь чью-то историю, которая задевает за живое, до слез.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
Сколько часов в неделю вы работаете?
Чуть больше 10 часов в день, по субботам пять−шесть часов, сплю по шесть часов. Но время, проведенное на работе, считаю не совсем работой, скажем так — мы приятно беседуем. В целом, получается 50−55 часов работаю в неделю.
Был период, когда вам сносило голову от денег и вам казалось, что это навсегда?
Не сносило, но я тратил много денег на качественные услуги для компании. Старался все делать по правилам: профессиональные аудиторы, специалисты и так далее. Хорошо, когда у тебя есть деньги и ты делаешь правильные инвестиции. Ну и потом, скупой платит дважды.
Скупой платит шесть лет…
Не скупой, а просто дурной.
Вы щедрый?
Я рациональный, прагматичный, но не жадный.
Импульсные большие покупки вроде «куплю-ка я себе яхту», — это не про вас?
Нет, вообще нет. Но у меня есть катер (смеется).
А самолет личный?
Самолета нет, но я умею летать. Учился на пилота одномоторного, у меня есть лицензия. Правда, моя лицензия сейчас не действует, потому что давно не было летных часов. Нужно перезащитить, чтобы дали самолет в аренду и разрешение лететь.
Это была детская мечта, я хотел стать летчиком. Повзрослев, подумал, что могу себе позволить сделать это сейчас. Мне нравится процесс. Я летал один, с пассажирами.
Не жалеете, что не стали летчиком?
Нет. Быть летчиком, это для меня значит, что летишь и видишь уже Афины, но приземляешься в Минске. Понимаете, да? Это очень профессия такая, сложная, но без свободы.
Мне нравится то, что я летать научился просто для себя — захотел, полетел из Англии в Шотландию. И что самое крутое в обучении на летчика, так это недолго. Большая часть уроков о том, что делать если что-то пойдет не так.
Какие еще детские мечты вы исполнили?
Нырял со скалы, летал на параглайдинге, парил в воздухе 10−20 минут.
Расскажу историю. Мой бывший партнер по Balton человек с очень большими деньгами. Я им искренне восхищаюсь, даже смотрел на него как на ролевую модель. У него было много разного бизнеса.
Однажды он вдруг распродал компании, офисы и начал покупать самолеты, яхты. Мы с ним как-то встретились в Стамбуле, катались по Босфору на его яхте. За ужином он рассказывал, как летает на своем самолете в оперу в Париж и так далее. Я тогда в голове отметил, какая классная пенсия у человека.
И вот в какой-то момент он снова продает все дорогие игрушки и покупает сеть гипермаркетов. Зовет меня, показывает. Я в шоке — зачем, так красиво же уходил, а сейчас бегает среди ящиков с апельсинами опять, что-то суетится, решает, вернулся в работу. Мне даже показалось, что, наверное, что-то плохое случилось.
Мне его племянник потом сказал, что просто не смог он постоянно отдыхать и сидеть на одном месте. Я тогда понял, что человек делает бизнес не чтобы разбогатеть.
Что раздражает вас в людях?
Необразованность, я сразу пытаюсь выйти из разговора, если понимаю, что человек не образован.
Есть качества или ценности, которые неприемлите.
Мне не нравятся люди, которые в плену своих предубеждений, которые придумали свой мир и замкнулись в нем, close minded.
Раздражают те, которые предположения выдают за правду, предубеждения за миропорядок. Ханжество в людях не нравится.
Вы считайте себя open minded человеком?
Да.
Любимый подкаст?
Wondery, они классные, а из местных — Hoshimov Iqtisodiyoti.
Фото: Евгений Сорочин / Spot
***
На этом моменте наш разговор прервется. Зафар Камилевич опоздает еще на одну встречу после лекции, потому что студенты долго не отпускали его. После лекции у меня был шанс задать ему всего один, последний вопрос…
Цена провала высока, но…
Стоит каждого потраченного цента.
