Владимир Добрынин,
основатель Humans Group.
Скоро все компании — независимо от сферы бизнеса — приобщатся к финтеху: такой прогноз еще в 2020 году представили аналитики венчурного фонда Andreessen Horowitz. Агрегаторы такси и доставки создают платежные сервисы, мессенджеры внедряют денежные переводы, гиганты вроде Apple выпускают банковские карты, а торговые сети подключают кешбэк-программы и микрозаймы — прогноз венчурных инвесторов уже сбывается.
Все это стало возможным благодаря демократизации банковских услуг — устаревшие громоздкие структуры становятся более мобильными и гибкими, а банкинг превращается в услугу на аутсорсе. Стартап делегирует процессинг платежей посреднику и фокусируется на продукте, маркетинге, инновациях.
Это напоминает расцвет рынка электроники в нулевые. Зачем открывать свою лабораторию, изобретать велосипед и тратить миллионы на разработку микросхем, если любой девайс можно собрать из готовых комплектующих в столице мировой электроники — Шэньчжэне?
От развития банкинга как услуги выигрывают все: стартапам проще выходить на рынок, банкам — проще выдерживать конкуренцию, а клиентам не приходится годами пользоваться услугами банков-монополистов с их невыгодными тарифами и огромными комиссиями.
Расцвет банкинга идет на пользу и государству. Доля цифровых услуг растет, а объем оборота наличных, а с ним и серой экономики сокращается. Но эта финтех-утопия становится возможной, только если регулирование успевает за рыночными трендами. Но пока далеко не все государства успели адаптироваться.
Необанкинг как драйвер ВВП
Узбекистан, как и любая развивающаяся экономика, находится в стадии перехода и роста. Изменения происходят, но иногда не так быстро, как хотелось бы предпринимателям — обычно рынок опережает регуляторов, иногда на 3−5 лет, иногда на десятилетия. В Узбекистане динамика в целом положительная. Например, дистанционными банковскими услугами в стране пользуется почти 30 млн клиентов, причем растет популярность разных форматов платежей и переводов — от NFC до QR-online.
Зачем вообще наращивать долю цифровых платежей? Недавно эксперты ООН подсчитали, что при успешном внедрении мобильных платежных решений годовой ВВП на душу населения растет на один процентный пункт быстрее, чем в странах с преобладанием наличных. И развитие мобильных платежных сервисов может снизить уровень бедности как минимум на 2,6%. А по оценкам аналитиков BCG, в развивающихся странах годовой ВВП вырастет уже на три процентных пункта, если страна перейдет на безналичные платежи.
Очевидно, что развитие финтеха в стране стимулирует приток капитала в регион. Например, Литва, которая ввела для необанков лицензию Specialised Bank, дает «зеленый свет» не только локальным стартапам, но и финтех-компаниям из других стран. Именно в Литве необанк Revolut получил упрощенную лицензию, которая дает компании право работать во всех странах Европейской экономической зоны.
Как это сказалось на экономике Литвы? Только в 2022 году финтех-рынок в стране привлек инвестиции на сумму €67,9 млн, причем локальные компании только за первое полугодие заработали €375 млн — на 80% больше, чем годом ранее. Учтем, что развитие рынка банковского лицензирования в стране стимулирует рост и в сопутствующих сферах — провайдеры инфраструктуры, юридические фирмы, посредники получают свою долю капитала. Регион становится более привлекательным для инвесторов и бизнеса. Если в 2014 году в стране было зарегистрировано всего 55 финтех-компаний, то сейчас уже больше 260, причем у 40% головной офис базируется в другой стране.
Узбекистан: продукты из будущего, регулирование из прошлого
В Узбекистане финтех-индустрия только набирает обороты, а развитие цифровых платежей уже стимулирует экономический рост. В 2022 экономика подросла на 5,7% за счет денежных переводов, потребления и экспорта. Доля онлайн-платежей в стране действительно быстро увеличивается — только в 2022 году через платежные сервисы прошло вдвое больше денег, чем годом ранее. Но потенциал пока не раскрыт полностью.
Одна из причин — довольно консервативное регулирование банкинга в Узбекистане. Например, в законе классические и цифровые банки никак не разграничены — и тем, и другим требуется стандартная банковская лицензия. Молодая финтех-компания получить ее вряд ли сможет, более того, даже существующие банки едва успевают подстраиваться под регулирование.
С 1 сентября ЦБ увеличил минимальные требования к уставному капиталу, и несколько действующих банков в них не вписались. Центробанк порекомендовал проводить бизнес-слияния тем, у кого не получится адаптироваться. То есть регулятор понимает, что даже действующие компании не потянут новые требования. А слияния компаний — в теории — приведут к сокращению конкуренции и созданию монополий на рынке. При этом с января 2025 года любому новому банку нужно иметь уже как минимум 500 млрд сумов уставного капитала — то есть минимальный порог продолжит расти.
Какие альтернативы есть у молодых финтех-компаний? Заключение договора с банком-посредником на долгий срок. По такому принципу работает большинство финтех-стартапов в Узбекистане, и их популярность растет с каждым годом, но этот рост мог бы быть более стремительным, если бы в стране появилось специализированное регулирование и лицензирование необанков.
Необанк: меньше опций — меньше рисков
Ключевое отличие необанка от традиционного — фокус на цифровых и мобильных решениях, то есть digital-first модель. Финтех-компании делают ставку на удобство, интуитивный интерфейс, а логику продукта выстраивают, исходя из потребностей клиента. Цикл жизни финтех-сервиса быстрее и короче, чем у банковского, и конкуренция здесь выше, компаниям приходится постоянно совершенствоваться.
Банки же чаще диктуют клиентам — как физлицам, так и предпринимателям — свои правила. В маркетинге даже есть такое понятие — «пленник продукта»: так называют недовольного клиента, которому просто некуда уйти из-за отсутствия других вариантов. Во многих странах в принципе есть традиция пользоваться услугами одного банка десятилетиями, потому что «так принято». Таким банкам наиболее выгодно сохранение статус-кво.
В странах, где банкинг получил развитие не так давно, сила привычки меньше — и проще запускать новые продукты. Классические примеры — Китай и Индия, где миллионы жителей за каких-то 10−15 лет получили доступ к банковским услугам и цифровым платежам, причем многие перешли с наличных на оплату по QR-кодам или в мессенджерах. Все это благодаря регулированию.
В Индии, которая считается мировым лидером по объемам цифровых транзакций, процесс пошел не сразу — сперва государство стимулировало банки открывать как можно больше филиалов в стране и делать ставку на кредиты и займы. Это, кстати, напоминает ситуацию в Узбекистане — здесь в сельской местности проживает почти половина населения, в Индии — 64,5%. В небольших поселках и городах нет отделений банка, поэтому люди предпочитают копить кэш — и избавиться от этой привычки сложно. Открытие банковских отделений в Индии проблему, кстати, не решило.
Бум безналичных платежей произошел только после децентрализации услуг, когда государство дало «зеленый свет» небольшим компаниям. Новые игроки понизили размер минимального депозита и снизили стоимость обслуживания — в результате всего за 6 лет (с 2016 по 2022) доля наличных платежей сократилась с 90% до 20%.
Интересно, что незадолго до этого бума — в 2013 году — индийский регулятор ввел отдельную категорию платежных банков, которые предлагают платежи и переводы, но не могут выдавать займы и оформлять кредитные карты. Также появилось понятие цифровой банковский филиал — офис с ограниченным набором услуг, где клиенты быстро могут открыть карту, получить консультацию или обновить персональные данные в базе.
Практику упрощенного лицензирования цифровых банков ввели многие европейские страны, в том числе Британия. Необанки получают особый вид лицензии, который дает им статус electronic money institution (EMI) или payment institution (PI). Часто EMI и PI делятся на малые и крупные в зависимости от ежемесячного оборота транзакций. Например, в Британии и многих странах Европы этот лимит составляет €3 млн.
В Литве можно получить лицензию специализированного банка, которая позволяет выдавать займы и принимать депозиты, но запрещает предоставлять инвестуслуги. Требования к стартовому капиталу для таких банков — минимум €1 млн, тогда как для обычного это минимум €5 млн.
Получается, что у необанка ограничены возможности, но и рисков меньше. Цифровые и платежные банки не в состоянии накопить проблемные кредиты (NPL) и повысить закредитованность населения. А вот повысить доступность безналичных платежей и переводов они как раз могут.
Узбекистанские необанки: как ускорить эволюцию
Узбекистан развивается последовательно, и нельзя сказать, что государство не реагирует на глобальные тренды. Например, в 2020 году Центробанк определил правила выпуска и обращения электронных денег, благодаря которому в законе появились такие понятия, как электронный кошелек и предоплаченная карта. Государство делает шаги в нужном направлении, но, возможно, пока не до конца осознает потенциальную выгоду от ускоренной цифровизации платежей. Но рынок все равно не стоит на месте: открываются новые банки, запускаются платежные системы, в страну поступает капитал и инвестиции.
Регулятор может стимулировать рост в несколько этапов. Например, ввести специальную разновидность лицензии для цифровых банков с упрощенными требованиями, но и ограниченным функционалом. Скажем, позволить проводить платежи и переводы, выпускать карты, открывать электронные кошельки, но исключить услуги выдачи займов и открытия депозитов. Минимальные требования к стартовому капиталу у digital-first банков тоже должны быть пониженными и составлять не $40−50 млн, а, например, $500 тыс.
Параллельно с этим стоит запустить программу господдержки финтеха как самостоятельной индустрии — не как одного из видов цифрового бизнеса, а как отдельного потенциально большого рынка. Для компаний это уже зеленый сигнал, для инвесторов — тоже.
Но все эти инновации не следует внедрять сверху — важно подключать к диалогу крупных игроков, причем ориентироваться не на формальные показатели, а на реальную рыночную активность. Например, в реестре платежных организаций и систем электронных денег вы найдете далеко не все бренды, которые фактически работают на рынке. Какие бренды на слуху на рынке, какими сервисами пользуются узбекистанцы, с какими проблемами сталкиваются — для изучения вопросов стоит создать специальную ресерч-группу или think tank (аналитический центр). Но исследования могут занимать годы, поэтому важно — хотя бы в ограниченном режиме — создавать «песочницы» или специальные экономические зоны именно для финтех-компаний. Один из таких примеров — Международный финансовый центр Дубая (DIFC).
Преимущество узбекистанского финтеха заключается в наличии успешных действующих компаний, которые смогли построить бизнес, несмотря на ограничения, отсутствие налоговых льгот и специальных преференций. Click, Humans, PayMe уже догоняют крупные банки по числу клиентов и объему транзакций, но все еще зависят от провайдеров банковских услуг, поскольку не могут пока получить традиционную банковскую лицензию. При этом компании продолжают расти, увеличивать клиентскую базу, интегрировать с такими крупными платежными системами, как Visa. Если дать стартапам «зеленый свет», ничто не мешает им превратиться в узбекистанский аналог Revolut, N26 (немецкий необанк, который также работает в Швейцарии — прим. Spot) или Robinhood (американский финансовый стартап, который позволяет торговать на бирже без комиссий — прим. Spot) с потенциалом выхода на другие рынки.
Оптимальный сценарий — более 30 финтех-компаний в регионе, которые конкурируют за клиентов почти на равных, а самому крупному игроку принадлежит не более 5% рынка. При этом цифровыми платежами пользуется минимум 70% населения, и это не одна моноуслуга банка-монополиста, который выпускает зарплатные и пенсионные карты, а набор 3−4 финтех-сервисов. Это идеальная формула открытого демонополизированного рынка.
В целом, законодательная инициатива и инновация со стороны регулятора может стать драйвером положительных изменений в Узбекистане. Чем больше компаний работает на рынке, тем больше конкуренция и тем больше платится налогов в казну — демонополизация всегда ведет за собой прогресс. Развитие цифровых платежей неизбежно приводит к сокращению серой экономики и «обелению» доходов и расходов. А растущая доступность цифровых услуг последовательно ведет к росту ВВП и повышению ликвидности. Возможно, финтех — это тот самый ключ к экономическому росту в условиях турбулентности и следующей за ней стагнации.
